Кармен

Первое представление «Кармен», которое состоялось в 1875 году в Париже, было принято публикой негативно. Жители города не были готовы к столь реалистичному изображению действительности: сюжет назвали слишком смелым и откровенным. Однако едкие отзывы в газетах только разожгли зрительский интерес. Произведение мгновенно стало популярным.

Опера и по сей день пользуется зрительским успехом, а лучшей «Кармен всех времен и народов» была признана Елена Образцова. Ее исполнение этой партии в Большом театре получило единодушное признание и критиков, и зрителей.

Фрагмент интервью с Еленой Образцовой (ИТАР-ТАСС, 2014 г.):

«Кармен» — единственная опера, которую я не пою, а которая поет мною. Самый памятный спектакль был в Барселоне. Там собралось четыре состава «Кармен», и получилось что-то вроде конкурса. Моим Хозе был Пласидо Доминго, а партию Эскамильо пел испанский баритон — красавец Хуан Диас. В четвертом акте, идя на корриду, он так меня поцеловал по правде, что я забыла и слова, и музыку.

В углублении сцены стояла статуя Мадонны. Я молча стала молиться ей. У меня была необычайная жалость к Хозе, которому я разбила жизнь. И вопрос «Его ты любишь?» совпал с моментом, когда я сказала Мадонне, думая о Хозе: «Люблю, обожаю». Я пропела это Хозе, и он подхватил мою версию. И до конца я играла любовь к Хозе. Потом я все же взбесила его ревностью и подначками. И когда неожиданно для меня он ударил меня ножом, я успела обнять Хозе, дав понять, что люблю его. Он поднял меня на руки (тогда еще меня можно было поднять!) и, плача, допел: «Вот я, ее убийца. Ах, Кармен, я твой навеки…»

До сих пор, когда я приезжаю в театр Лисео, люди вспоминают о том спектакле, как о пережитом чуде. И всякий раз, выходя на сцену в этой опере, я заранее не знала, что сотворит со мной моя Кармен».

Фрагмент из книги А. Сологуса «Певцы Большого театра СССР: Одиннадцать портретов» (1978 г.):

«Кармен у Образцовой — образ отнюдь не простой, легко поддающийся эмоциональной «расшифровке». В ней много загадочного, необъяснимого с точки зрения житейской логики, с которой подчас подходят к этому характеру иные исполнители и слушатели.

Хабанера… Своего рода экспозиция образа. Очень часто Хабанера звучит у певиц победно-торжествующе, иногда — с оттенком кокетства, вызова. Образцова поет Хабанеру очень мягким, парящим, светлым звуком, почти на манер легкого сопрано — никаких жгучих, темных тонов, никакой нарочитой драматизации. Это не «кредо» героини, а просто уличная беззаботная песенка, которую она напевает, чтобы подтрунить над Цунигой и повеселить окружающих. Она еще ничего не знает о Хозе — их знакомство происходит позже. Эту короткую мимическую сценку певица проводит необыкновенно впечатляюще. Увидев Хозе, она вся преображается, застывает, а потом, словно под воздействием какого-то мощного магнита, медленными короткими шагами приближается к Хозе, так же медленно берет из рук стоящей возле нее девушки цветок и протягивает его солдату.

А вот встреча с Эскамильо совсем иная… Здесь Кармен — Образцова уже с самого начала не может скрыть своего жгучего интереса к любимцу публики. Правда, она старается смотреть на него украдкой, чтобы тореадор не смог заметить ее взгляда. Но уже одно слово (когда после фразы Эскамильо «Да, ждет тебя любовь» Кармен повторяет — «любовь»), напоенное роскошным, бархатистым, каким-то трепещущим пылким звучанием, выдает Кармен полностью.

Интересно привести в этой связи отзыв критика одной из венских газет: «Елена Образцова была не просто центром спектакля. Она, казалось, заполняла собой все сценическое пространство Венской государственной оперы, и все, что там происходило, мы начинали воспринимать как бы ее глазами. Так, во втором действии во время знаменитых куплетов Эскамильо мы неотрывно смотрели не на исполнителя роли тореадора, а на Образцову, напряженно следя за тем, как она слушает эти куплеты, какие чувства они вызывают у ее Кармен. И происходило это совсем не потому, что певец в партии Эскамильо нас чем-то не устраивал, — совсем наоборот, он пел прекрасно, — но все нити действия сходились к Образцовой — Кармен, и именно ее реакция, ее отношение к тому или иному событию, вне зависимости от того, поет ли она сама в данный момент или просто присутствует на сцене, становились движущей пружиной драмы».

Я бы сказал, что ее Кармен — воплощение таинственной непостижимости женского сердца, его вечной изменчивости и уступчивости, способности воспламеняться и угасать».